Психоневрологические интернаты – своеобразный конвейер судьбы – напоминают государство в государстве со своими законами.
Человек, который туда попал, не рассматривается как ценность, вместо этого его воспринимают как вещь – сломанную и ненужную. Интернатная система уже никогда его не отпустит. Эта тоталитарная система, созданная тоталитарным государством, пронизанная эксплуатацией и насилием над личностью, она волнуется не о потребностях своих подопечных, а о своей потребности в пациентах.
Как только мы вошли в спальный корпус одного из психоневрологических интернатов Черниговщины, нас поразила чистота и… пустые спальни с красиво заправленными кроватями, пустые комнаты для игр, комната для чтения, реабилитационная комната… Это классическая картина, которую можно встретить в интернатах. Значит это лишь одно – подопечных удерживают где-то в другом месте. Наши догадки подтвердились. Только представьте: на улице декабрь, нулевая температура, каждый день почти половину людей выводят в другое здание и закрывают на весь день в двух комнатах без стекла на окнах, туалета и доступа к питьевой воде.
Люди пытаются согреться, натянув по уши верхнюю одежду, согнувшись, чтобы удержать тепло, кто-то так и спит на скамье, подогнув ноги, а кто-то пытается согреться, прислонившись спиной к едва теплой батарее. Выглядит, будто подопечные впали в анабиоз, чтобы хоть как-то выжить. Так повторяется изо дня в день, годами люди терпят издевательства.
Мы идем по коридору и видим замки на окрашенных белых деревянных дверях комнат, где должны отдыхать подопечные. В течение дня вход к спальным местам почти для всех жителей интерната строго запрещен. Санитарки пытаются оправдать себя тем, что подопечные натаптывают на полу грязь, если их оставить в комнатах. А мыть пол два раза в день у них просто нет времени. Такая чистота ради чистоты для персонала важнее комфорта подопечных.
Согласитесь, это очень удобно, когда несколько сотрудников интерната охраняют такое количество людей, закрытых на замок. Я не увидел разницы между бараками в концлагере и двумя комнатами, где подопечные спят на холодном бетонном полу весь день и подвергаются пыткам холодом вместо терапии и реабилитации.
Может ли вообще простой человек представить, как это — годами быть изолированными даже не в пределах территории интерната, а именно в комнате?! Личность человека здесь – ничто. Если человек жалуется на боль, его игнорируют, если он кричит – ему дадут успокоительное, люди здесь привыкли терпеть боль и мучения годами.
Интернатная система стирает индивидуальность, у подопечных почти нет ничего личного – ни имени, ни одежды, ни зубной щетки. Нижнее белье – общее и стирается вместе с другими, а затем его раздают, кому какое подойдет по размеру. Открываю тумбочку у идеально застеленной кровати в комнате – там пусто. Спрашиваю санитарок, где личные вещи подопечного?
— Не положено. Но что у такого контингента здесь может быть личного? Вставная челюсть разве что, – саркастически отвечает санитарка.
Так человек доживает здесь всю жизнь – его голоса никто не услышит, он невидим за стеной интерната, его жалобы для других – не больше, чем неадекват сумасшедшего, но он и не жалуется, потому что боится.
Наглость и чувство вседозволенности администрации и персонала поражает. Я был шокирован, когда не врач, не медицинский персонал, как установлено предписаниями, а санитарка закрывает подопечных интерната в «каменном мешке», а проще – карцере, на ночь, в котором нет кровати, постельного белья, твердого инвентаря, вообще ничего, кроме узкой лавочки и дыры в полу вместо туалета.
Карцер здесь – место наказания, а не место изоляции на случай, если человек может причинить себе или другим ущерб. Кроме того, такие меры должны применяться исключительно на короткое время и в строго определенных случаях.
Здесь же санитарка играет в психиатра, потому что подопечные мешают ей спать ночью, а она хочет в ночную смену отдохнуть. Я представляю, как эта же санитарка идет домой к своим родным после смены в интернате и улыбается своим детям. Могла ли она поступить так со своим ребенком? А когда возвращается назад, она надевает белый халат и личину садиста.
Жители интерната отдают 75% своей пенсии за то, что за ними здесь будут ухаживать, а по факту спонсируют собственные пытки. В их мизерные доли пенсии, которые составляют каких-то 280-300 грн., администрация тоже запустила руку – потому что, видите ли, мало. Без их согласия за эти средства руководство учреждения покупает кроссовки Reebok за 2000 грн. и рубашку за 500 грн., а еще ежемесячно – несколько новых электрочайников, которых в комнатах нигде не видно.
Я был удивлен креативностью воображения администрации: подопечные в этом интернате заказывают платную подписку на газету «Урядовый курьер», хотя ни одной газеты в наличии мы не увидели. Вот вы часто читаете газету Кабинета Министров, в которой, в основном, публикуются законы Украины?
У меня вызывает возмущение, когда директор интерната за полгода тратит четверть миллиона денег недееспособных подопечных на сигареты, покупая «Мальборо» и «Бонд», потому что он сам курит «Мальборо» и даже не скрывает этого. Это вроде бы для людей, которые не осознают своих поступков и даже не могут самостоятельно одеться. А заместитель директора невозмутимо и бессовестно доказывает мне, что подопечный, который с 1979 года не выходил за пределы учреждения, заказал себе женские гелевые стельки за 450 грн., правда, те каким-то образом потерялись и до сих пор никто их не может найти.
Цинизм и коррупция в таких закрытых учреждениях достигают апогея, а права подопечных становятся не более чем пустым звуком. Администрации подобных учреждений выгодно, чтобы среди подопечных было больше недееспособных – неготовых к самостоятельному проживанию, лишенных многих прав – распоряжаться пенсией, совершать сделки.
Ежегодно на его содержание выделяются бюджетные средства. Если человек молод, эти средства будут поступать в интернат десятилетиями. Опекуном обычно назначают директора, и больной человек становится зависимым от учреждения до конца своей жизни.
Директор является поставщиком социальных услуг и опекуном одновременно, он сам себя и контролирует – это порочный круг, конфликт интересов и фактически – удавка на шее подопечного.
Замкнутость системы и институциализация почти гарантирует нарушение прав подопечных, к ним относятся как к глупым детям, и пользуются принципом «меньше знаешь – лучше спишь». Просьба подопечного ознакомиться с собственным делом, медицинской карточкой, узнать свой диагноз и лекарство, которое назначил ему психиатр, будут проигнорированы. О лишении своей дееспособности, принятой без ведома подопечного, тот узнает только тогда, когда однажды ему перестанут поступать пенсионные средства.
Подхожу к директору интерната, чтобы спросить, когда последний раз осматривалась подопечная врачом после недавнего инсульта, которая лежит с параличом половины тела – Колодько Александра, а также как ее лечат и какие у нее медицинские назначения. На что после паузы, явно удивленно директор отвечает:
— Кто это? У нас разве есть такая подопечная? – он ищет взглядом нянечку, которая ему шепотом начинает объяснять, о ком идет речь. Директор понял, что попал в неловкое положение, и просит найти документы в его кабинете.
Такая история очень распространена и привычна для подобных учреждений. Директор назначен опекуном для 150 недееспособных, по закону, он должен представлять интересы и защищать права вверенных ему подопечных, заботиться об их благополучии, но на самом деле он даже не знает, кто это такие и что с ними происходит, он не выполняет свои прямые обязанности и не делает попыток восстановить их дееспособность, научив их необходимым социальным навыкам.
Cистема психоневрологических интернатов, где проживает 250-400 человек, задумана так, чтобы управлять ею можно было только с помощью насилия, чтобы калечить людей, попавших в ее жернова.
Контроль со стороны правоохранительных органов или государственных структур, которым подчинены такие заведения, малоэффективны. Чиновникам невыгодно признавать свою вину – не усмотрели, а тем более напрягаться и что-то менять. Совершенно прогнозируемо отреагировал Департамент социальной защиты Черновицкой ОГА, которому подчиняется это учреждение.
Они быстро создали свою комиссию, осуществили показательную проверку и опубликовали релиз о том, что существенных нарушений в ходе проверки не выявлено. Такой вот круговой идиотизм — государственные чиновники сами нарушают, сами себя проверяют и, конечно, не видят нарушений. И главное – они отказываются видеть зафиксированные мониторинговой группой факты, даже открытое уголовное производство по 4 статьям не придает этой проблеме веса в их глазах.
В 2005 году ВООЗ приняла декларацию, в которой закрепила за людьми, имеющими психические нарушения, право на полноценную жизнь в обществе, а не в закрытых учреждениях. Социализация и выход таких людей в социум – главная рекомендация Совета Европы, призванная предотвращать нарушения прав человека вследствие жесткой институционализации. Нормальной практикой развитых стран, где уже давно нет такой дикости, которая у нас все еще процветает, есть практика сопровождающего проживания.
Это такая форма социальной защиты, когда человек, нуждающийся в поддержке, реабилитации, формировании навыков самостоятельной жизни, обучения, дальнейшего трудоустройства, живет дома или в группе людей и может рассчитывать на поддержку специалистов. Такой человек не изолирован, а может наравне со всеми устраивать свой быт, ходить в магазин, общаться с другими людьми, создавать семьи, участвовать в социальной и культурной жизни своего города или села.
Созданная еще в советское время карательная психиатрия боится любых попыток со стороны общества проникнуть внутрь, увидеть реальное качество жизни подопечных, узнать их проблемы. Закрытость подобных учреждений и страх перед общественным контролем – такова, к сожалению, настоящая реальность.
Это же так очевидно – уровень развития общества определяется именно тем, как оно относится к самым слабым – к пожилым людям, людям с инвалидностью и людям с нарушением развития.