Кажется, Андрей мог бы стать хорошим проводником по интернату. Он показывает мне комнату, облицованную кафелем, с большой надписью на стене. Ее он читает по несколько десятков раз в день и, кажется, она ему даже снится. Но, если вчитаться, становится понятным весь цинизм этой надписи. Подопечным остается только надеяться, но на самом деле у них нет надежды.
Как когда-то метко сказал Ницше: «Надежда – это худшее из зол, она продолжает страдания».
Только представьте, директор обнес железным синим забором небольшую территорию интерната, куда на весь день сгоняют подопечных в любую погоду. С одной стороны — навес от солнца и дождя, а с другой – туалет, а точнее просто дырка в полу. Под навесом стоит длинный деревянный стол и скамьи, на которых, сгорбившись, весь день скучают воспитанники интерната.
Трава во дворе вытоптана от ежедневных прогулок. Атмосфера здесь неизменно унылая. Каждый замкнулся в своем маленьком мирке: кто-то сидит на лаве и молчит, кто-то, как узник, наматывает круги, сложив руки за спиной, а кто-то стоит у металлического забора, держась за железные прутья и всматриваясь вдаль — уже изученный до мельчайших деталей пейзаж за долгие годы.
Из развлечений – один мяч, шахматы и несколько книг, брошенных на стол санитарками. Их никто не трогает.
Присматриваюсь к названиям и понимаю почему: справочник механизатора, технологии приготовления кормов и кукурузы, молочное оборудование на фермах… Подниматься к себе в комнаты – под строгим запретом. Согнать всех людей в маленький дворик на весь день – удобно, ведь так под наблюдением одной санитарки находятся все 150 человек.
Андрей, глядя в сторону, объясняет шепотом: «Нам не разрешают подниматься наверх, в свои комнаты. Директор сердится. У нас всего три санитарки на трехэтажный корпус. Одна из них проводит с другими подопечными в поле за обработкой свеклы, а другие не будут мыть пол дважды в день. Чтобы мы не наносили грязь, нас и закрывают на весь день на этом дворе. Мы под навесом прячемся. – Он понижает голос: – Давайте отойдем. Я при директоре не могу ничего сказать, потому что потом мне прилетит, если узнают
Мы отходим немного дальше, Андрей оглядывается по сторонам и только тогда продолжает: «Здесь, если будешь отказываться от работ или спорить, то тебя будут пичкать таблетками или заколют галоперидолом до состояния овоща. Тогда начинается самое ужасное. Из нормального человека превращаешься в какого-то психа: слюна течет, лицо само дергается, начинаются галлюцинации, и становится дико страшно, а мышцы аж болят от судорог так, будто тебе их палками поколотили.
Ходишь по двору как пьяный, какая-то слабость и всё время кружится голова, нет сил даже встать, ходишь прямо под себя. Вот в такие дни жить просто не хочется. Когда дают аминазин, то от него постоянно спишь, а просыпаешься – и даже не знаешь, как долго тебя не было – несколько часов или неделю. А санитары еще и издеваются – специально не дают при этом спать. Так теряешь память. Аж все стынет от страха, когда видишь, как люди от тех таблеток становятся какими-то зомби, воют. Им уже ничего не хочется, только чтобы все это скорее закончилось. А не захочешь глотать эти таблетки – то заставят силой.
Как-то я заступился за подопечного – и меня наказали таким «лечением». 4 дня вообще без сна, дикая бессонница, постоянно текла слюна. Думал, не выживу, было очень страшно от того, что сходишь с ума».
Персонал знает, что давать такие препараты даже в малых дозах без специальных корректоров – запрещено. За короткое время не выдерживают внутренние органы, в первую очередь печень и сердце. И психиатрия продолжает «лечить душу», нанося непоправимый вред здоровому организму. Всего несколько дней – и человек психически и физически искалечен.
Официально пациент имеет право знать, что его ждет после назначения лекарств и самостоятельно решать – принимать психотропные препараты или нет. Но подопечный с его правами для этих карателей – просто койко-место. Психиатрия стала настоящей индустрией смерти.
Андрей приглаживает огрубевшей рукой короткие, но криво подстриженные черные жесткие волосы. Когда он замечает мой внимательный взгляд, то опережает мой вопрос: